Дом Мурузи. Петербургская поэзия

Дом Мурузи занимает "одно из самых почётных мест на современной литературной карте Петербурга". Это бывший доходный дом, расположенный по адресу Литейный проспект, 24. Он был построен для князя Александра Дмитриевича Мурузи в 1874—1877 гг.

Дом Мурузи очень примечателен для творческих людей. В разные годы в нём проживали известные личности — разные деятели искусства и поэты, которые посвящали Петербургу свои стихи. Отношение к городу на Неве у каждого поэта было своё. Каждый из них выражал свои чувства к детищу Петра, порой, самые неоднозначные. 

• Поэты, муж и жена Зинаида Николаевна Гиппиус и Дмитрий Сергеевич Мережковский проживали в Доме Мурузи последнее десятилетие XIX столетия и начало XX века, в общей сложности — 23 года.

Вот, такое стихотворение о Петербурге оставила потомкам Зинаида Гиппиус:

Петербург

Твой остов прям, твой облик же́сток,

Шершавопыльный — сер гранит,

И каждый зыбкий перекресток

Тупым предательством дрожит.

 

Твое холодное кипенье

Страшней бездвижности пустынь.

Твое дыханье — смерть и тленье,

А воды — горькая полынь.

 

Как уголь, дни, — а ночи белы,

Из скверов тянет трупной мглой.

И свод небесный, остеклелый

Пронзен заречною иглой.

 

Бывает: водный ход обратен,

Вздыбясь, идет река назад...

Река не смоет рыжих пятен

С береговых своих громад,

 

Те пятна, ржавые, вскипели,

Их ни забыть, — ни затоптать...

Горит, горит на темном теле

Неугасимая печать!

 

Как прежде, вьется змей твой медный,

Над змеем стынет медный конь...

И не сожрет тебя победный

Всеочищающий огонь, —

 

Нет! Ты утонешь в тине черной,

Проклятый город, Божий враг,

И червь болотный, червь упорный

Изъест твой каменный костяк.

1909

Квартира Мережковских в доме Мурузи стала важным центром религиозно-философской и общественной жизни Петербурга, посещение которого считалось почти обязательным для молодых мыслителей и писателей, тяготевших к символизму. Все посетители салона признавали авторитет Гиппиус и в большинстве своём считали, что именно ей принадлежит главная роль в начинаниях сообщества, сложившегося вокруг Мережковского. Вместе с тем, завсегдатаи испытывали и неприязнь к хозяйке салона, подозревая в ней высокомерие, нетерпимость и склонность к экспериментам с участием посетителей. Молодые поэты, проходившие нелегкую проверку личным знакомством с "мэтрессой", действительно, испытывали серьёзные психологические затруднения: Гиппиус предъявляла к поэзии высокие, предельные требования религиозного служения красоте и истине ("стихи — это молитвы") и в своих оценках была предельно откровенна и резка.

При этом многие отмечали, что дом Мережковских в Петербурге был "настоящим оазисом русской духовной жизни начала XX столетия". А. Белый говорил, что в нём "воистину творили культуру. Все здесь когда-то учились". По словам Г. В. Адамовича, Гиппиус была "вдохновительницей, подстрекательницей, советчицей, исправительницей, сотрудницей чужих писаний, центром преломления и скрещения разнородных лучей".

Образ хозяйки салона "поражал, притягивал, отталкивал и вновь притягивал" единомышленников: А. Блока (с которым у Гиппиус сложились особенно сложные, менявшиеся отношения), А. Белого, В. В. Розанова, В. Брюсова. Вот, как писал о Зинаиде Гиппиус один из первых символистских издателей П. П. Перцов:

Высокая, стройная блондинка с длинными золотистыми волосами и изумрудными глазами русалки, в очень шедшем к ней голубом платье, она бросалась в глаза своей наружностью. Эту наружность несколько лет спустя я назвал бы боттичеллиевской. …Весь Петербург её знал, благодаря этой внешности и благодаря частым её выступлениям на литературных вечерах, где она читала свои столь преступные стихи с явной бравадой.

• Впоследствии в Доме Мурузи общедоступная читальня, которую содержала бабка поэта и переводчика Владимира Пяста, близкого друга Александра Блока.

Посвящение Медному Всаднику оставил потомкам А. А. Блок:

Пётр

Евг. Иванову

Он спит, пока закат румян.
И сонно розовеют латы.
И с тихим свистом сквозь туман
Глядится Змей, копытом сжатый.
 
Сойдут глухие вечера,
Змей расклубится над домами.
В руке протянутой Петра
Запляшет факельное пламя.
 
Зажгутся нити фонарей,
Блеснут витрины и троттуары.
В мерцаньи тусклых площадей
Потянутся рядами пары.
 
Плащами всех укроет мгла,
Потонет взгляд в манящем взгляде.
Пускай невинность из угла
Протяжно молит о пощаде!
 
Там, на скале, весёлый царь
Взмахнул зловонное кадило,
И ризой городская гарь
Фонарь манящий облачила!
 
Бегите все на зов! на лов!
На перекрёстки улиц лунных!
Весь город полон голосов
Мужских — крикливых, женских — струнных!
 
Он будет город свой беречь,
И, заалев перед денницей,
В руке простёртой вспыхнет меч
Над затихающей столицей.

22 февраля 1904

Александр Александрович Блок — русский поэт, писатель, публицист, драматург, переводчик, литературный критик, классик русской литературы XX столетия, один из крупнейших представителей русского символизма. Блок родился в 1880 году в Санкт-Петербурге, Российской империи — и умер в 1921 году в Петрограде, РСФСР.

Воплем отчаяния стала прочитанная Блоком в феврале 1921 года речь на вечере, посвящённом памяти Пушкина. Эту речь слушали и Ахматова, и Гумилёв, явившийся на чтение во фраке, под руку с дамой, дрожавшей от холода в чёрном платье с глубоким вырезом, зал, как и всегда в те годы, был нетопленый, изо рта у всех явственно шёл пар. Поэт стоял на эстраде в чёрном пиджаке поверх белого свитера с высоким воротником, засунув руки в карманы.

Процитировав знаменитую строку Пушкина: "На свете счастья нет, но есть покой и воля…", — Блок повернулся к сидевшему тут же на сцене обескураженному советскому бюрократу, из тех, которые по язвительному определению Андрея Белого, "ничего не пишут, только подписывают", и отчеканил: 

…покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю — тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем: жизнь для него потеряла смысл.

Поэтические произведения петербургского поэта Блока переведены на многие языки мира.

• В начале 1920-х годов по инициативе Николая Гумилёва в Доме Мурузи был создан петроградский Дом поэтов.

Знаменитое стихотворение Николая Гумилёва, где город на Неве явно — один из главных персонажей:

Заблудившийся трамвай

Шел я по улице незнакомой

И вдруг услышал вороний грай,

И звоны лютни, и дальние громы,

Передо мною летел трамвай.

 

Как я вскочил на его подножку,

Было загадкою для меня,

В воздухе огненную дорожку

Он оставлял и при свете дня.

 

Мчался он бурей темной, крылатой,

Он заблудился в бездне времен…

Остановите, вагоновожатый,

Остановите сейчас вагон.

 

Поздно. Уж мы обогнули стену,

Мы проскочили сквозь рощу пальм,

Через Неву, через Нил и Сену

Мы прогремели по трем мостам.

 

И, промелькнув у оконной рамы,

Бросил нам вслед пытливый взгляд

Нищий старик, — конечно тот самый,

Что умер в Бейруте год назад.

 

Где я? Так томно и так тревожно

Сердце мое стучит в ответ:

Видишь вокзал, на котором можно

В Индию Духа купить билет?

 

Вывеска… кровью налитые буквы

Гласят: Зеленная, — знаю, тут

Вместо капусты и вместо брюквы

Мертвые головы продают.

 

В красной рубашке, с лицом, как вымя,

Голову срезал палач и мне,

Она лежала вместе с другими

Здесь, в ящике скользком, на самом дне.

 

А в переулке забор дощатый,

Дом в три окна и серый газон…

Остановите, вагоновожатый,

Остановите сейчас вагон!

 

Машенька, ты здесь жила и пела,

Мне, жениху, ковер ткала,

Где же теперь твой голос и тело,

Может ли быть, что ты умерла!

 

Как ты стонала в своей светлице,

Я же с напудренною косой

Шел представляться Императрице

И не увиделся вновь с тобой.

 

Понял теперь я: наша свобода

Только оттуда бьющий свет,

Люди и тени стоят у входа

В зоологический сад планет.

 

И сразу ветер знакомый и сладкий,

И за мостом летит на меня

Всадника длань в железной перчатке

И два копыта его коня.

 

Верной твердынею православья

Врезан Исакий в вышине,

Там отслужу молебен о здравьи

Машеньки и панихиду по мне.

 

И всё ж навеки сердце угрюмо,

И трудно дышать, и больно жить…

Машенька, я никогда не думал,

Что можно так любить и грустить.

29-30 декабря 1919 года

Николай Степанович Гумилёв — русский поэт Серебряного века, создатель школы акмеизма, прозаик, переводчик и литературный критик. Николай Гумилёв — не только поэт, но и один из крупнейших исследователей Африки. Он совершил несколько экспедиций по восточной и северо-восточной Африке и привёз в Музей антропологии и этнографии (Кунсткамеру) в Санкт-Петербурге богатейшую коллекцию.

Гумилёв обвенчался с Анной Андреевной Горенко (Ахматовой) 25 апреля 1910 года. В 1911 году при активнейшем участии Гумилёва был основан "Цех поэтов", в который, кроме Гумилёва, входили Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Владимир Нарбут, Сергей Городецкий, Елизавета Кузьмина-Караваева (будущая "Мать Мария"), Зенкевич и другие.

В 1912 году 1 октября у Анны и Николая Гумилёвых родился сын Лев. 1912. Основные темы лирики Гумилёва — любовь, искусство, жизнь и смерть, также присутствуют военные и «географические» стихи. В отличие от большинства поэтов, в творчестве Гумилёва практически отсутствует политическая тематика. 

• С 1955 до 1972 года в Доме Мурузи жил поэт Иосиф Бродский до своей вынужденной эмиграции.

Поэт написал потомкам о Петербурге следующее стихотворение.

Ни страны, ни погоста

Ни страны, ни погоста

не хочу выбирать.

На Васильевский остров

я приду умирать.

Твой фасад темно-синий

я впотьмах не найду.

между выцветших линий

на асфальт упаду.

 

И душа, неустанно

поспешая во тьму,

промелькнет над мостами

в петроградском дыму,

и апрельская морось,

над затылком снежок,

и услышу я голос:

— До свиданья, дружок.

 

 

И увижу две жизни

далеко за рекой,

к равнодушной отчизне

прижимаясь щекой.

— словно девочки-сестры

из непрожитых лет,

выбегая на остров,

машут мальчику вслед.

1962

Стихотворение "Ни страны, ни погоста" 22-летний Бродский написал ровно за 10 лет до эмиграции — в 1962 году. В первых строках поэт как бы пророчествует:

На Васильевский остров я приду умирать.

Здесь, среди полуразрушенных послевоенных бараков жил Бродский и знал каждую выбоину в асфальте, каждый кирпич в кладке соседских домов. Поэтому неудивительно, ему хотелось в последние минуты жизни видеть родимый пейзаж.

И душа неустанно, поспешая во тьму, промелькнет над мостами в петроградском дыму...

Именно так поэт представляет последние мгновения собственной жизни. И, увы, судьба распорядилась иначе. Часть своего праха Бродский завещал оставить на берегу одного из венецианских каналов. Родственники и друзья, выполняя его последнюю волю, похоронили его в Венеции.

Во время жизни за границей Иосиф Бродский побывал во многих городах мира. Но особенно сильное впечатление произвела на поэта Венеция, в которой он видел черты любимого Ленинграда.