Дом Набокова

В автобиографическом романе «Другие берега» писатель называет трехэтажный особняк на Большой Морской «единственным домом в мире». Это не красивая метафора, а исторический факт: после отъезда его семьи из Петербурга писатель до конца своих дней жил в гостиницах и на съемных квартирах. Но до того, как в особняке поселилось семейство Набоковых, у него сменилось несколько владельцев, причем все были, как принято говорить, не последними людьми в Петербурге. В середине XVIII тут жил советник Соляной конторы Маслов, потом правнук великого полководца Суворова Аркадий, затем помещик Рогов, при котором облик дома существенно преобразился, затем некий господин Половцов, который вскоре продал особняк Ивану Васильевичу Рукавишникову.

Приданое “золотой принцессы”

Во второй половине ХIХ века Иван Васильевич Рукавишников был одним из самых богатых людей не только в Петербурге, но и во всей Российской империи. Он сколотил огромное состояние на добыче золота с Ленских приисков. Рукавишников известен и как щедрый меценат: миллионер регулярно жертвовал деньги на постройку церквей и лечебниц. Этот особняк стал приданым его любимой дочери Елены, “золотой принцессы” которая в 1897 году вышла замуж за публициста Владимира Дмитриевича Набокова. Молодожены поселились в нем сразу после свадьбы, и здесь же в 1899 году родился их первенец Володя.

Впоследствии писатель красочно описывал обстановку имения Набоковых в романе «Другие берега»:

Передо мной встает большой диван, с клеверным крапом по белому кретону, в одной из гостиных нашего деревенского дома: это массив, нагроможденный в эру доисторическую. История начинается неподалеку от него, с флоры прекрасного архипелага, там, где крупная гортензия в объемистом вазоне со следами земли наполовину скрывает за облаками своих бледно-голубых и бледно-зеленых соцветий пьедестал мраморный Дианы, на которой сидит муха.

Прямо над диваном висит батальная гравюра в раме из черного дерева, намечая еще один исторический этап. Стоя на пружинистом кретоне, я извлекал из ее смеси эпизодического и аллегорического разные фигуры, смысл которых раскрывался с годами; раненого барабанщика, трофеи, павшую лошадь, усачей со штыками и неуязвимого среди этой застывшей возни, бритого императора в походном сюртуке на фоне пышного штаба.

Набоковы лелеяли свое родовое гнездо. В 1901 году они начали капитальный ремонт особняка по проекту дуэта архитекторов Бориса Гуслистого и Михаила Гейслера. Появился третий этаж, богато украшенный мозаичным фризом, фасад обложили красным и серым песчаником, появились роскошные витражи с орнаментами у парадной лестницы. За деньги, потраченные на ремонт, можно было бы возвести новый дом, но тогда семейство Набоковых могло себе это позволить.

На начало ХХ века дом Набокова был, как принято сейчас говорить, технически продвинутым. После реконструкции здесь установили самую современную отопительную систему и лифт. В те времена позволить себе лифт в доме могли только миллионеры (впрочем, как и сейчас). Но богато украшенная светящаяся коробка, которая каталась туда-сюда между этажами, быстро наскучила домочадцам и целый день на лестницах можно было услышать топот детских ног.

Гордостью семейства Набоковых, а особенно Елены Ивановны, были витражные окна, которые заказали в рижской мастерской Тода за бешеные по тем временам деньги. Большая часть витражей разбилась во время блокады Ленинграда, но некоторые поражают своим изяществом и до сих пор. Роскошный металлический декор фасада заказывали на заводе Винклера здесь, в Петербурге.

Детское царство

Планировка зданий была традиционной для помещицких домов. На первом этаже располагались вестибюль, гостиная, столовая, кухня и библиотека, а также два помещения особого назначения – комитетская и телефонная. На втором этаже находились родительские комнаты – у каждого из супругов было свое «гнездышко», так было принято в те времена. А на третьем этаже было «детское царство»: там находились комнаты пятерых детей четы Набоковых: Владимира, Сергея, Елены, Кирилла и Ольги. Здесь же жила и гувернантка из Швейцарии Рейчел, которую дети называли просто Мадемуазель. Мадемуазель Рейчел появилась в доме Набоковых в 1902 году и покинула его только в 1912 - по собственному желанию. Дети ее любили, взрослые уважали… Гораздо позже, уже в эмиграции, Набоков посвятит мадемуазель Рейчел пятую главу романа «Другие берега».

На третьем этаже была и так называемая «инфекционная» - комната с отдельной канализацией, которую отвели под мини-лазарет на случай болезни кого-то из домашних. В остальное время эта комната запиралась на ключ, дети там не играли.

Дом, милый дом…

В стенах тесной, бедно обставленной берлинской квартире рано повзрослевший Набоков часто шептал эти слова. В октябре 1917 года семейство писателя покинуло дом - все думали, что временно, оказалось, что навсегда. Набоковы уехали от пожаров, выстрелов на улицах, грабежей и убийств - спутников любой революции в пока еще тихий Крым. Вещей брали по минимуму, надеясь, что вся эта большевистская заваруха как-нибудь разрешится. В доме остались книги, игрушки, коллекция бабочек Владимира, карточная игра «Скрэтл» - все те дорогие сердцу мелочи, которые были штрихами к семейному счастью Набоковых. Некоторое время после отъезда в доме оставался управляющий, который перевез туда свою семью, но вскоре и ему пришлось бежать. А потом имущество «золотой принцессы» национализировали. Книги отправились в библиотеки, картины - в музеи, ценные вещи - в квартиры эсеров.

Никто из большого семейства Набокова больше ни разу не побывал в особняке. Только сестра Владимира, Елена Набокова-Сикорская, приехав в Ленинград в конце 60-х, навестила родовое гнездо.

После национализации особняк превратился в нечто подобное современным деловым центрам. В разные годы здесь «селились» разные организации - торговые, производственные, был даже литературный кружок. И только в 1999 году, через 100 лет со дня рождения Владимира Набокова, дом ему вернули - посмертно, открыв музей классика.